Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Нелли Шульман

— Я сам так начинал, — Рабе все сидел с закрытыми глазами, — сорок фунтов руды в корзинку за плечами, и дуй наверх. А потом вагонетки толкал, ты помнишь.

Маргарита развернула холщовую простыню, и вытерла его: "Когда ты вагонетки толкал, я еще в пеленках была. Зато потом помню, — она наклонилась и поцеловала его в лоб, — когда ты из рудничного училища приехал, я тогда в сортировочной работала. Тринадцать лет мне было, и я в тебя сразу влюбилась.

— Рассказывай, — Клаус нежно коснулся белой щеки. "Ты у меня такая красавица, никогда не поверю".

Косы темного золота, прикрытые чепцом, качнулись, Маргарита прикрыла синие глаза: "Истинная, правда, Рабе, вот чем хочешь, поклянусь. А почему, если вы клеть поставили, в шахте до сих пор лестницы есть?"

— Мало ли, — Клаус стал одеваться. "Вдруг пожар, вдруг водяное колесо сломается, да что угодно. Пусть будут, никому не мешают. Я сегодня герра Теодора на обед пригласил, помнишь, я тебе говорил о нем?"

— Русский, — Маргарита нахмурила белый лоб. "Он ведь инженер?"

— В Гейдельберге учился, — Рабе вытащил лохань во двор и вылил грязную воду в облицованную камнем канаву.

— Хорошо как! — сказала жена, застыв с корзинкой яиц в руках. Над горами Гарца садилось солнце, верхушки деревьев играли изумрудной, чистой зеленью, дул свежий, прохладный ветерок. Рабе, пригладив короткие, еще влажные волосы, привстав на цыпочки — Маргарита была выше, — поцеловал ее в щеку.

— Хорошо, — согласился он, и выглянул за ворота: "Герр Теодор, у нас тоже пиво есть".

— Все равно, — смешливо отозвался Федор, держа в руках глиняный кувшин, — вдова Беккер меня с пустыми руками к вам бы не отправила.

— Фрау Маргарита, моя жена, — нежно сказал Рабе. Она вскинула глаза: "Господи, какой высокий, огромный, как медведь. И глаза — совсем голубые, как небо. Красавец, какой".

— Милости просим, — Маргарита попыталась улыбнуться. Девушка почувствовала, как дрожит у нее голос. "Заходите, пожалуйста, на стол я уже накрыла".

Мужчины прошли в дом. Она все стояла, опустив корзинку на землю, прижав ладони к пылающим щекам.

— Очень вкусно, фрау Маргарита, — Федор передал ей тарелку. "А вы тоже — из старой семьи рудокопов, мне герр Клаус рассказывал?"

— Да, — девушка сложила грязную посуду в деревянное ведро. Смахнув крошки со стола гусиным пером, Маргарита весело добавила: "Сейчас будет кофе и пирог с изюмом!"

— Марья так же делала, — с болью в сердце, подумал Федор, провожая глазами изящную спину в темном, скромном платье. "Тоже так крошки смахивала. Только Марья маленькая была, а эта — вон какая высокая, мужа на голову выше".

Маргарита внесла кофейник. Расставив на столе чашки, девушка улыбнулась: "Можете курить, и обсуждать свои чертежи, я же вижу — вам не терпится".

Рабе незаметно, под столом, погладил ее ногу. Маргарита, вздрогнула, опустив глаза: "Я пойду, по хозяйству. Спокойной вам ночи, герр Теодор".

— Спокойной ночи, фрау Маргарита, — поклонился он.

В раскрытое окно спальни были видны крупные, яркие летние звезды. "Жарко, — тяжело дыша, лежа под мужем, прошептала девушка. "Словно в шахте".

Кровать мерно скрипела. Она, комкая в кулаке угол подушки, подставив ему губы для поцелуя, — опустила веки.

— Сейчас нельзя! — услышал он твердый голос. Вздохнув про себя, Рабе подчинился. Маргарита скользнула вниз. Он, удовлетворенно закрыв глаза, шепнул: "Я тебя люблю!"

— Ты не будешь скучать? — озабоченно спросил потом Рабе, привалившись к спинке кровати, погладив ее по белому плечу, жадно выпив воды из кувшина. "Все-таки я на пару недель уезжаю, там много дел, в Госларе".

— Конечно, — она приняла от мужа кувшин. Маргарита чуть заметно улыбнулась алым, красивым ртом. "Я буду очень скучать, милый".

— Ты моя хорошая, — пробормотал Рабе, засыпая, держа руку на ее теплой, нежной спине. "Я тоже, — мужчина зевнул, — буду скучать".

Маргарита лежала на боку, не двигаясь, смотря на темные силуэты копров над жерлами шахт, вдыхая свежий, ночной воздух.

— Теодор, — шепнула она неслышно. "Нет, Рабе, я не буду скучать".

Федор сел удобнее, привалившись спиной к нагретому вечерним солнцем камню, и посмотрел вниз. У рудничного пруда суетились мальчишки с дровами.

— Иванов день, — вспомнил Федор. Порывшись в кармане рабочей куртки, он достал аккуратно сложенные письма.

— Дорогой Теодор, — читал он, — что ты поехал на шахты, это, конечно, хорошо. Однако я, каюсь, все-таки хочу увидеть тебя в Гейдельберге в качестве своего помощника. Университет, сейчас, конечно, не так богат, как раньше, но здесь все равно — лучше платят, и нет свинцовой пыли вокруг". Он усмехнулся и опустил письмо на колени. "Также ходят слухи, что король Людовик собирается учредить отдельный институт для обучения горных инженеров. Поскольку ты хорошо знаешь французский, я бы мог потом рекомендовать тебя для преподавания там, в Париже. Если надумаешь вернуться в свою alma mater — жду тебя в конце лета, профессор Шульц".

Федор погладил короткую, рыжую бороду и задумался.

— А Степан? — тихо сказал он себе.

Вокруг жужжали пчелы, пахло какими-то цветами. Мужчина, закрыв глаза, вспомнил бесконечную, черную сырость шахты. "Конечно, из Парижа ближе до Ливорно, — вздохнул Федор, — только вот где его там искать, в Италии? Еще, не дай Господь, в Санкт-Петербург соберется".

Он помедлил и развернул второе письмо, вчитываясь в четкие, мелкие буквы.

— Хотел я сказать тебе, Феденька, что ты дурак, — мужчина невольно улыбнулся, — а потом передумал. Хоша я и сам в опале, и отправили меня вот уж истинно — куда Макар телят не гонял, — но все равно удалось мне кое-что узнать. Ее величество очень недовольна, что ты исчез неведомо куда, тако же и Степан. Что ты графом Орловым окно разбил — сие не страшно. Он сам в немилость впал и в деревне сидит. Однако же, императрица, как сам понимаешь, не любит, коли горные инженеры, и военные моряки пропадают без следа. Мало ли, Феденька, вдруг ты кому сведения о наших уральских рудниках продать, намерен, — видно было, как Суворов отложил перо и рассмеялся.

— Сие чушь, конечно, но сиди в Европе, и домой пока не суйся, иначе в крепости сгниешь. Дворянства вас, правда, лишать не собираются. Тем не менее, ты сам знаешь — дворянская голова с плахи катится так же, как и крестьянская. Посылаю тебе свое благословение, твой Александр Васильевич.

Он убрал письма и вздрогнул — сзади послышались чьи-то шаги.

— Хотите земляники, герр Теодор? — Маргарита Рабе присела на траву, чуть поодаль и поставила рядом плетеную корзинку. "Первая, совсем спелая. Я хотела варенье сделать, но тут, — алые губы рассмеялись, — совсем мало. Берите".